Из комедии Гоголя «Ревизор» сделали триллер

Перед просмотром постановки «Необыкновенные крысы неестественной величины» по бессмертной комедии Николая Гоголя «Ревизор» зрителю прежде всего следует обратить внимание на жанр спектакля – триллер, так как он весьма точно определяет то, что происходит на сцене. Поэтому нужно постараться внутренне принять те условия игры, которые предлагает молодой московский режиссер, выпускник мастерской Марка Захарова Сергей Филиппов. В противном случае может возникнуть чувство протеста против той трактовки классического произведения, которую предлагает автор. Нужно также отметить, что эта постановка состоялась в рамках федеральной программы «Поддержка молодой режиссуры».

Если же вы приветствуете эксперимент во всех его проявлениях, то также будет нелишне обратить внимание на название постановки, которое, кстати, является прямой цитатой из «Ревизора». Помните, городничий, сообщая о «пренеприятнейшем известии», вспоминает: «Сегодня мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы, право, этаких я никогда не видывал: черные, неестественной величины, пришли, понюхали и пошли прочь». Не боитесь ли вы этих милых представителей животного мира? Нет, конечно, вы не увидите на камерной сцене дрессированных грызунов. Режиссер, судя по всему, уважает законы театральной условности. Но, тем не менее, крысиная эстетика, переосмысленная художником Александром Плинтом, буквально пронизывает спектакль. Хотя как знать, может быть, легкая фобия только обострит ваше восприятие или затронет глубинные пласты психики.

Начинается действие с того, что на зрителя выкатываются три необыкновенной величины шара, наполненные воздухом, которые по фактуре и цвету ассоциируются с шерстью вышеупомянутых зверьков. На то, что восприятие вряд ли ошибочно, прозрачно намекают внушительные крысиные хвосты, торчащие из шаров. Позднее зритель замечает, что и два каната, свисающие с потолка по бокам сцены, имитируют ту же самую часть тела животного. Эту же тему продолжают и костюмы чиновников городка – серо-коричневые, асимметричные, с неброскими лоскутными вставками сюртуки, а также выполненные из какого-то полимера парики, плотно прилегающие к голове. Сами персонажи появляются на сцене, как только шары уходят на задний план: судья Ляпкин-Тяпкин (заслуженный артист России Игорь Чирва), попечитель богоугодных заведений Земляника (заслуженный артист России Владимир Орехов) и смотритель училищ Хлопов (заслуженный артист России Виталий Сидорченко). Герои о чем-то беззвучно беседуют и попеременно грызут какое-то хрустящее хлебобулочное изделие. Крысиную тему продолжают темпо-ритм диалогов и имитация писка и шипения, которая сопровождает весь спектакль.

Городничий же (артист Александр Ильин) произносит свою коронную фразу про Петербург в ночном колпаке и рубахе из окон террасы, устроенной над камерной сценой. Кстати, действующих лиц в спектакле гораздо меньше, чем в комедии: второстепенные персонажи исчезли совсем, а Добчинский и Бобчинский слились в одного человека Бдобчинского (Олег Матэрн). Правда, артист ведет диалог с неким Петром Ивановичем, то весьма агрессивно нападая на шар, то обращаясь к своему левому уху, а в финале, когда все герои появляются на сцене в современных костюмах, – по мобильному телефону.

Одеяние же центрального персонажа пьесы Хлестакова (артист Алексей Орлов), если также искать ассоциации в животном мире, больше напоминает петуха-фанфарона: узорчатые штаны, пышные, в рюшах цветастые рукава. В том же стиле решены костюмы жены и дочери городничего (артистки Евгения Гайдукова и в разных составах Ярослава Александрова и Татьяна Буйлова) – короткие разноцветные платья, синие панталончики и громадные веера. Они, кстати, делают в достаточно динамичном сюжете спектакля неожиданную паузу, очень наглядно выражающую скуку и томление маленького городка, когда обе больше минуты молчат, мечтательно устремив взгляды вдаль из высвеченного прожектором в темноте окошка.

В спектакле есть интересные ходы и актерские находки. В частности, это переосмысление образа Осипа, слуги Хлестакова (артист Алексей Орлов II), который говорит через губу, очень напоминая «конкретного пацана» с окраины. Однако смущает, например, интерпретация эпизодов ухаживания Хлестакова за женой и дочкой городничего, которым режиссер – в духе времени, видимо, – решил добавить эротизма. Поэтому в конце объяснения он уводит даму сердца за пушистый шар, и тот начинает ритмично сотрясаться.

В целом замысел режиссера более или менее понятен, однако такое прочтение пьесы Николая Гоголя кажется несколько максималистским, ведь по сути, если присмотреться, автор «Мертвых душ» скорее добрый писатель, далекий от сатирического обличения и чрезмерного сгущения красок. В любом случае юным зрителям, прежде чем идти на спектакль, неплохо бы было сначала прочитать комедию.

Однако все разговоры на тему «перевернулся бы автор в гробу», если бы увидел вольную трактовку своей пьесы, или нет, изначально бессмысленны. Ведь писатель, выпустивший в свет хоть одно произведение, заранее обречен на то, что читатель, возможно, увидит в его творении совсем не то, что он имел в виду, и обязательно поставит в голове свой собственный спектакль. Что же касается мнения критиков, то оно, как известно, не является истиной в последней инстанции.